И ВСЮДУ МЕНЯ УГОЩАЮТ
Из письма Юлии
г. Данилов Ярославская область
газета "Моя семья"
Водолаз (по научному ньюфаундленд) по имени Малыш достался мне довеском к мужу.
Было тогда Малышу четыре года. Первое время я испытывала небывалый восторг – такая добродушная лохматая громадина в моём полном распоряжении! Я гордо выгуливала Толстого (вторая кличка Малыша) по улицам нашего городка, и все прохожие непременно обращали на нас внимание. Но эйфория быстро прошла, потому что Малыш, как и положено водолазу, обожал воду. А поскольку вода у нас только в лужах, то и купался Толстый именно в них, несмотря на мои громкие стенания. Представляете, каково потом мыть эту волосатую тушу?
Принимать ванну Малыш тоже обожал, но проблема была в том, что собачья шерсть отталкивала воду. Мучилась я, мучилась, пока муж не сказал:
- Ну что ты надрываешься? Включи ему воду и оставь на часик. Не маленький уже, справится.
Мне стало интересно. Включила воду, сама за дверь спряталась, наблюдаю. Малыш в ванне лежит. Сначала вдоволь напился воды из-под крана. Затем лапищей своей огромной водосток заткнул. Лежит, наслаждается – по морде видно. Как только вода достала Малышу до плеч, он отодвинул лапу, спустил воду и снова заткнул лапой водосток. И так в течение часа. Я бы не поверила, если бы не увидела это своими глазами.
Муж Сеня очень любил Малыша и всегда брал его с собой: на прогулки, на рыбалку, в гости, по злачным местам. По барам и кафе Малыш любил ходить необыкновенно, особенно в вечернее и ночное время. Публика в таких местах была уже подвыпившей, в благодушном настроении, и взирала на мир глазами, полными любви. Поэтому Малыша во всех кафешках встречали более чем радушно. А ему ничего другого и не надо.
Сеня за столик садится, заказ делает; Малыш рядом трётся: знает, что непременно получит на блюдечке чипсы, мороженное или ещё что-нибудь. Потом идёт патрулировать столики. Никогда ничего не просил, просто садился рядом и преданно заглядывал в глаза; причём взгляд его был на столько печален! «Во мне печаль, которой царь Давид по царски одарил тысячелетья», - будто бы говорили его глаза словами Анны Ахматовой. Ещё ни один человек не устоял перед этим взглядом. Поэтому Малыш был всегда сыт.
В барах пёс пристрастился к пиву – добрые граждане угощали. Поэтому у Сени как-то сама собой отпала проблема «с кем бы выпить?». В тяжёлые минуты он покупал себе водочки, Малышу – пива; они устраивались на кухне, и после пары выпитых стопок Сеня начинал философские беседы с Толстым. Благодарнее слушателя и придумать сложно! Бывало, в такие вечера они напивались на пару, всю ночь храпели в унисон (один сбоку, другой – с пола), а я вынашивала кровожадные планы мести и представляла, как утром придушу сначала одного, потом второго.
Утром они просыпались, постанывая, и дружно шли на кухню пить воду. Глядя на их мученические лица, я напрочь забывала о своих зловещих намерениях.
Спать Толстый любил на сквозняках, чаще всего в прихожей, у двери, где всегда поддувало. При этом он занимал почти всю прихожую. Мою полы, говорю:
- Малыш, уйди в комнату, подотру.
Ноль эмоций. Прошу ещё раз:
- Уйди говорю, не на долго, вымою пол, и снова уляжешься.
Никакой реакции. Кричу, чтобы поднял свою тушу и маршировал в комнату. На «тушу» обижается, отворачивается, но с места не двигается.
Эти наши перепалки всегда заканчивались одинаково: я, вдоволь наоравшись, не получив никакого результата, брала его за задние лапы и, пыхтя, оттаскивала в комнату. А он даже глаз не откроет! Нравилось ему это, что ли? Муж тихонько наблюдал из комнаты и посмеивался. Вот ему-то наши с Малышом скандалы явно доставляли удовольствие.
Спустя некоторое время мы перебрались из квартиры в частный дом. В сенях определили место для мисок Малыша. Хотя мисками их назвать язык не поворачивается – самые настоящие тазики. Поставили их в сенях с простым расчётом: там холодней, значит, еда не будет быстро портится.
Всю еду сразу Малыш никогда не съедал, видимо, приберегал на чёрный день. Кошки, которые тоже всегда у нас жили, порой покушались на остатки трапезы, но Малыша не проведёшь: что в миске – то моё! Со стола никогда ничего не брал, воспитание не позволяло. Можно было смело оставлять на низком журнальном столике всякие вкусности и не беспокоиться за их сохранность. Малыш будет сидеть рядом, переминаться с ноги на ногу, изойдёт на слюну, но ничего не возьмёт. А вот если что на полу упало – пиши пропало! Это уже его территория. Сама виновата – не зевай.
Как то проглядели мы Шарона – нашего кота, и он оказался в холодных сенях запертым: и на улицу дверь закрыта, и в комнату. Сами на прогулку ушли и Малыша с собой взяли.
Гуляли мы долго, почти полдня. Бедный кот, наверное, терпел до последнего. Но природа взяла своё, и он осрамился. Когда мы открыли дверь, Шарик пулей вылетел из сеней и исчез во дворе.
Но видели бы вы лицо Малыша! Вот это была гамма чувств! Узрев около своего тазика с едой такое непотребство, он сначала был в недоумении, глядел на нас, словно спрашивал: «вы тоже это видите или мне почудилось?» Потом Малыша одолело возмущение (как он посмел, мерзавец!), и он ринулся было ловить котейку, но понял, что это бесполезно: того уж и след простыл.
Видя, что мы не предпринимаем никаких попыток спасти его харчи или хотя бы отлупить Шарона, Малыш угрюмо подошёл к своей миске, брезгливо покосился на позор, оставленный подлым котом рядом с едой, ухватился за край тазика и аккуратно, чтобы не пролить, поволок на улицу. Выглядел при этом более чем оскорбленным.
А Шарик вернулся только на следующий день. В нём не было ни капли раскаяния, и он искренне удивлялся, почему это Малыш не разрешает ему спать, как прежде, на своей тёплой мохнатой спине и закапываться в пушистую шерсть.
А последние годы своей жизни Малыш гулял по городу один. Он не кусался, лаял очень редко, все жители знали его добродушный нрав и не возмущались. Маршрут утренней прогулки у Толстого был отработан до мелочей и рассчитан по минутам. Около семи утра в летнее время он открывал лапой дверь и отправлялся к моей маме, жившей неподалёку. Мамина соседка, тётя Нина, любила Малыша, к этому времени у неё всегда было готово для него угощение. Малыш завтракал, а тётя Нина тем временем вычёсывала ему бока, памятуя о том, что собачья шерсть помогает при радикулите. В результате и пёс, и тётя очень были довольны.
Потом Малыш заглядывал к маме. И там ему перепадал какой-нибудь сухарик или остатки ужина. Затем обходил торговые точки около дома. Если магазин, то подождёт, пока кто-нибудь не откроет дверь и не пропустит его; если ларёк, то встанет на задние лапы, а свою мохнатую морду в окошко сунет. Везде угощали. Мы даже смеялись, что Толстый у нас добытчик, нужно ему сумку к ошейнику привязать, может, и домой чего принесёт.
Малыш умер, когда ему было десять лет. Сеня похоронил его недалеко от кладбища. Навещает могилку, отмечает день рождения и день смерти Толстого. Такой собаки не было, наверное, ни у кого. Светлая ему память!
